Дипломная работа на тему: Российско-грузинские отношения с конца по г.Основные правления кавказской политики

Введение

Цели: Является показ особенностей российско-грузинских отношений в 1796 - 1801 гг.

Научная новизна: Научная новизна в попытке комплексного рассмотрения специфики российско-грузинских отношений (годы).

Методологическая основа: Основой дипломного исследования является принцип историзма, позволяющий рассматривать исторические события в конкретных исторических условиях, избегая классовые и любые иные стереотипы. Это предполагает строгую опору на факты, хронологическую последовательность рассматриваемых событий, применение принципа объективности, что позволяет исследовать явления прошлого без выражения личных пристрастий. Такие специальные исторические методы, как историко-системный и историко-сравнительный, позволили более глубоко понять исследуемые исторические процессы, протекавшие в Закавказье в исследуемый период.

Степень разработанности темы: Недолгое правление императора Павла I (1796-1801 гг.) по-прежнему остается недостаточно изученным на фоне других периодов отечественной истории. Во многом это проистекает из довольно прочно укоренившейся традиции критических оценок, как личности императора, так и его политики. Последние два десятилетия были отмечены в отечественной исторической науке и публицистике заметным усилением интереса к государственной деятельности Павла I в целом и, в частности, к его мероприятиям на Кавказе, долгое время находившимся либо в зоне умалчивания, либо под прицелом негативных трактовок.

Кавказская доктрина Павла I содержала в себе ряд нестандартных подходов как, но отношению к горским народам, так и в контактах с Typцией и Ираном. Однако до последнего времени она не нашла цельного отражения в исторической литературе, потому что комплексное ее исследование не проводилось, хотя отдельные ее положения и были освещены рядом дореволюционных и советских историков.

Известно, что для дореволюционных историков-кавказоведов в немалой мере был присущ большой интерес к военно-политическим событиям в регионе, чем к социально-экономической жизни местных народов. В данном смысле их сочинения имели несколько фактографический характер. Тем менее этот видимый недостаток имеет и положительную сторону: так в трудах П.Г.Буткова и Н.Ф.Дубровина собран огромный фактический материал по российско-кавказским, российско-турецким и российско-иранским контактам в правление Павла I.

Н.В.Дубровин, оценивая первые политические шаги Павла I на Кавказе, в частности, отзыв из похода против Персии российского корпуса графа В.А.Зубова, считал, что это решение привело "к довольно тяжелым последствиям для вассальной к России Грузии, к падению влияния империи на Северном Кавказе, обрекая, вместе с первыми распоряжениями нового-императора по Кавказу, местную российскую администрацию на оборонительный образ действий".

Вместе с тем, у Н.Ф.Дубровина (как и в труде П.Г.Буткова) представлены основные программные установки кавказской политики Павла I, изложенные императором в рескриптах от 5 января и 9 марта 1797 г. командующему на Кавказской линии генералу И.В.Гудовичу. Именно их довольно детальное изложение во многом и делает изыскания П.Г.Буткова и Н.Ф.Дубровина труднозаменимыми в исследовании политики Павла I на Кавказе. Кроме того, историкам удалось, используя материалы архивов, нередко недоступных сегодня, составить ту событийную канву эпохи, без которой весьма проблематично делать выводы и обобщения на современном уровне развития науки.

Следует учитывать, что Н.Ф.Дубровин имел свой специфический взгляд на цели политики России в регионе. Здесь мы можем согласиться с Е.С.Тютюниной. что он рассматривал отношения России XVI-XVIII вв. с Северным Кавказом как второстепенный фактор в достижении империей главной стратегической цели - оказать покровительство и защиту единоверной Грузии". В этой связи обращает на себя внимание следующее: основная работа по подготовке присоединения Восточной Грузии (Картли-Кахетии) к России была осуществлена при Павле I в 1799-1800 гг., тогда как основополагающие позиции принципов-взаимоотношений с северокавказскими горцами оформились уже в 1797 году. Павловская политика на Северном Кавказе имела, таким образом, самостоятельные и специфические цели и задачи, не отрицавшие при этом взаимосвязи с политикой в Закавказье. В пользу этого свидетельствуют и планы Павла I по "федерализации"' ряда феодальных владений Дагестана и Азербайджана. Показательно, что изначально замышлялось включение в состав федерации и Восточной Грузии.

В трудах Н.Ф.Дубровина и П.Г.Буткова приведены факты горских набегов, как в российские пределы, так и в границы Грузии в правление Павла I. Однако российская историческая наука второй половины XIX в. не исследовала социально-экономические, причины набеговой экспансии, поэтому фактор набегов как одной из причин обострения российско-северокавказских отношений в 1796-1801 гг. (как, впрочем, и в предшествующее и в последующее время) не находит у Н.Ф.Дубровина и П.Г.Буткова достаточного объяснения.

Работы Н.Ф.Дубровина и П.Г.Буткова, а также сочинения В.А.Потто позволяют утверждать, что присоединение Грузии к России осуществлялось на добровольной основе, и инициатива его исходила от грузинской стороны. Вместе с тем, становятся весьма рельефными факты тех династических смут в Картли-Кахетинском царстве, которые затрудняли присоединение на замышляемых Павлом I привилегированных для Грузии условиях и ставили российскую кавказскую администрацию в сложное положение.

Показательно, что В.А.Потто считал принятие Грузии в российское подданство, осуществленное именно при Павле I, трактуя (вопреки впоследствии сложившейся в историографии традиции) александровский манифест от 12 сентября 1801 г. лишь как подтверждение этого плана.

Некоторые моменты кавказской доктрины Павла I затрагивались в трудах посвященных общему рассмотрению его царствования. Так, например, в историко-биографическом очерке "Император Павел Первый" приводит текст манифеста о присоединении Грузии к России. Но, пожалуй, большую ценность имеют содержащиеся у Н.К.Шильдера и М.В. Клочком сведения о весьма нестандартных решениях Павла I в управлении западными иноэтничными окраинами империи. Решения эти можно сопоставлять с рядом элементов кавказской политики императора Павла в частности, с его вассальным видением местных народов.

Тем не менее "Очерки правительственной деятельности времени Павла I" М.В. Клочкова описания таковой деятельности на Кавказе не содержат.

Концептуальный взгляд на внешнюю политику Павла I имел С.Жигарев, утверждавший, что "Император Павел I (1796-1801) выразил желание в делах внешней политики России не следовать правилам своей родительницы, соображенных на взглядах "приобретений"... совершенно отказался от всякого желания завоевания". Подобное обобщающее суждение во многом согласуется с реалиями политики Павла I на Кавказе.

Таким образом, в дореволюционной историографии, несмотря на отсутствие специальных работ, накопился немалый фактический материал по кавказской политике Павла I, были высказаны некоторые суждения и оценки, упускать которые нельзя на современном уровне исследования. Вместе с тем, сколько-нибудь комплексного рассмотрения проблематики сделано тогда не было.

Общая малоизученность павловской кавказской политики, долгое отсутствие целенаправленного ее исследования в целом характерны и для советской исторической науки. Становление советской историографии отличалось резко критическим взглядом на мероприятия России на Кавказе и на подходы и оценки их дореволюционными историками. Возобладала формула "абсолютное зло" в освещении присоединения нерусских народов к России. Ее автор М.Н.Покровский, следовательно, он отрицал и прогрессивное значение присоединения кавказских народов к России и из-за этого краткий период правления Павла I, и мероприятия этого времени не представляли для ученого особого интереса.

Широкий спектр кавказской проблематики исследовался Т.Д.Боцвадзе. Причем кроме рассмотрения предпосылок присоединения Грузии к России и многих других проблем, автор поднимает вопрос о "лезгинской экспансии на Грузию, факты которой не могли не осложнять российско-северокавказские отношения в правление Павла I. Кроме того, разносторонность ''географии" горских набегов, явствующая из работы Т.Д.Боцвадзе, позволяет более четко представить природу и социальную сущность системы набегов, с многочисленными примерами которых приходится сталкиваться в исследовании реалий Северного Кавказа 1796-1801 годов.

Т.Д.Боцвадзе и в дальнейшем продолжает свои изыскания в области грузино-российско-северокавказских взаимоотношений, причем делает периодизацию российско-грузинских связей, последний этап которых заключает в хронологические рамки от 1783 года (заключение Георгиевского трактата) до 1801 года.

Признаком выхода исследований политики Павла I на Кавказе на качественно новый уровень явилась коллективная монография Н.С.Киняпиной, М.М.Блиева, В.В.Дегоева "Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России". К несомненным достоинствам данной работы можно отнести анализ взглядов представителей западной историографии на кавказскую доктрину Павла I; содержавшиеся здесь сведения, (с частым использованием документов) об установках и планах правительства Павла I в отношении управления Северным Кавказом и Закавказьем. Авторы монографии, отражая (одни из первых в советской исторической науке) идею Павла I о создании на Кавказе федеративного государства местных владетелей с пророссийской ориентацией трактуют этот план "федерализации" применительно к территории Закавказья. В дальнейшем ими обращается внимание на действия уже Александра I по созданию аналогичного образования из владений Дагестана и Северного Азербайджана, приведшие к достижению в Георгиевске в конце 1802 года федеративного союза между ними. Это весьма важно для понимания степени преемственности между павловской и александровской кавказскими доктринами, в плане осознания динамики подходов России к решению кавказских проблем.

Рассматриваемые в монографии мероприятия павловского правительства и кавказской администрации по присоединению Грузии к России справедливо связываются авторами с северокавказскими интересами империи. Подход Павла I к статусу народов Северного Кавказа отражен авторским коллективом на основе документального материала, и это позволяет говорить об известной последовательности в планах и деятельности по "федерализации" Кавказа.

Таким образом, книга Н.С.Киняпиной, М.М.Блиева, В.В.Дегоева явилась, как видится, первой, где внимание исследователей было обращено на политику Павла I на Кавказе в той степени, которой она заслуживает. Сегодня эта работа представляет собой ценнейший материал для сопоставления взглядов советских историков-кавказоведов в процессе развития исторической науки.

Примерно в один период времени с данным трудом вышли в свет обобщающие исследования по внешней политике России, весьма необходимые для понимания ситуации рубежа XVIII-ХIХ вв., несмотря на возможность критического осмысления отдельных их положений. Нашли отражение в этих изысканиях и некоторые аспекты политики Павла I. Так, заключенный в декабре 1798 г. "союзный и оборонительный" договор с Турцией оценивается как свидетельство нестандартных подходов правительства Павла I к "восточной" политике и определенных, нуждающихся в анализе планов России в Средиземноморье.

Проблемы федерализации Северо-Восточного Кавказа и ряда закавказских владений в логической взаимосвязи с предшествующими русско-кавказскими отношениями составляют содержание статьи Р.Г.Маршаева "Георгиевский договор 1802 г.". Однако исследователь не акцентирует роль павловского правительства и его кавказской администрации в планах создания федерации владельцев Кавказа - основной упор делается на мероприятиях России уже при Александре I. Окончательное присоединение Грузии к России Р.Г.Маршаев датирует также "александровским временем"- сентябрем 1801 года.

Тем не менее, и сегодня в историографии встречаются "традиционные" оценки кавказской политики императора Павла I. Так, например, А.В. Авксентьев и В.А. Шаповалов утверждают о непродуманности Павлом I всех плюсов и минусов присоединения Грузии к России и даже проводят мысль об объективном невхождении Грузии в зону геополитических российских интересов.

Территориальные рамки: Географически дипломная работа включает рассмотрение и анализ событий в Закавказье, (в Восточной Грузии). Безусловно, степень рассмотрения отдельных районов Закавказья находится в исследовании в прямой зависимости от степени проникновения туда российской политики или дипломатии.

Хронологические рамки охватывают период с ноября 1796 года по март 1801 года, то есть время правления Павла I. Однако контекст исследуемых событий в некоторых случаях предполагает выход из этих рамок для ясного представления предшествующей российской политики в регионе, или же для сопоставлений политики Павла I с последующими мероприятиями российской кавказской администрации.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования ее материалов в школьном и вузовском преподавании, а также при проведении специальных курсов по кавказоведению, в организации краеведческой, кружковой и просветительной работы.

Структура работы: Работа состоит введения, двух глав (5 параграфов), заключения, списка используемой литературы.

Оглавление

- Введение

- РОССИЙСКО-ГРУЗИНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ С КОНЦА 1796 ПО 1799 г.г 1. Основные направления кавказской политики, предписываемые Павлом I, их оценка

- Ситуация в Закавказье и российско-грузинские отношения в конце 1796 - 1798 г.г

- Общая оценка российской кавказской политики конца 1796 - 1798 г.г ГЛАВА II. РОССИЯ И ГРУЗИЯ В 1799 - НАЧАЛЕ 1801 г.г

- Российская политика в Восточной Грузии Картли-Кахетинском царстве

- Мероприятия по присоединению Картли-Кахетинского царства к России и их влияние на общую обстановку в Закавказье ЗАКЛЮЧЕНИЕ

- Список использованных источников литературы

Заключение

Важным компонентом кавказской политики Павла 1 являлась деятельность в Восточной Грузии (Картли-Кахетинском царстве). После неудачной попытки найти место Картли-Кахетии в составе замышляемой федерации владетелей Кавказа павловское правительство берет курс на присоединение Грузии (после "промежуточного" этапа возобновления реального действия статей Георгиевского трактата 1783 года).

Анализ документальных источников позволяет утверждать, что у России не было намерения использовать тяжесть внешнего и внутреннего положения Грузии для осуществления мер по ее присоединению к себе. Обращает на себя внимание тот факт, что инициатива присоединения к себе исходила от грузинской стороны, что до знаменитых 16 "просительных пунктов" грузинского посольства павловское правительство четко проводило курс на невмешательство во внутренние дела Картли-Кахетинского царства, не стремилось наращивать там российское военное присутствие, пытаясь стимулировать создание боеспособной грузинской армии.